Поскольку кораблей не хватало, командующим пришлось выбирать, какие именно силы будут отправлены в первый рейс, какие во второй. Помимо Пяти Орденов, необходимо было переправить собственную армию Энкледа, а также военные отряды, присланные кланами по призыву короля. Основной удар должен был быть нанесен с севера, по Брашу, оставшемуся без флота, без армии и без герцога. Браш планировали сделать отправной точкой и оттуда двигаться на юг (впрочем, Кельмар сильно сомневался, что даже опустевшую крепость удастся взять так легко, как об этом говорили, уж слишком хорошо она была укреплена). К Брашу отправилась основная часть эскадры — Ордена Лилии и Свинцовой Горы, и с ними впридачу несколько кланов, явившихся на военные сборы прежде остальных. Кланы Эн-Тике, с охотой включившиеся в войну, располагали собственным морским транспортом. На кораблях Котиков, Коршунов и Скатов была направлена треть Ордена Лилии с целью блокировать Маук. Цепь, натянутая между Хеббеном и Хло, блокировала наиболее удобный и прямой путь к городу, но отряд Крылатых Теней, отправленных на материк неделю назад, должен был решить эту проблему.
Кельмар сделал движение, как будто собирался сжать плечо левой руки ладонью правой, но остановился, не закончив его. Кельмару не хотелось касаться твари — даже через одежду. Это было иррациональное отвращение, тем более нелепое, что тварь касалась его постоянно, жила в нем, и избежать контакта с ней командор не мог при всем желании.
Перед отправкой их — четырех командоров, подчиненных Рекану Сарбвельту, а также и самого кардинала — позвали в подземелья Асфелосты. Они знали, что будет какая-то церемония — Тидольф Алкертур предупредил их об этом перед отправкой в Терано, но Кельмар сомневался, что Магистра Лилии посвятили в детали. Итак, они спускаются по лестнице, освещенной светом факелов… дальше воспоминания переставали быть четкими, и начинался кошмар. Элгар Атфитрит призвал жуткую тварь — наполовину человека, наполовину черную тень — и сказал им, что каждый из них получит особеный дар. Ощущение жути нес не столько облик призванного существа (во время магических практик члены Орденов встречались с демонами и пострашнее), сколько та извращенная, отравленная сила, что волнами распространялась вокруг него. Это был отнюдь не рядовой демон, а нечто особенное. Способность анализировать происходящее Кельмар утратил — также, как его товарищи и даже кардинал Рекан. Их словно опоили или заставили надышаться дымом трав, дурманящих разум. Они могли только стоять и внимать. Демон взял чашу, и когтем, выросшем вдруг на пальце правой руки, вскрыл запястье левой — той, что была похожа на густую объемную тень. Теневая кровь пролилась в чашу, и туда же с языка демона упало несколько капель вязкой слюны. Демон размешал когтем слюну и кровь в чаше и в какой-то момент Кельмар вдруг понял, что чаша полна беловато-лиловых червей… нет, не червей — змеиных зародышей. Демон взял пять зародышей и поместил их на левые руки людей. Зародыши проникли под кожу, стали расти, превратились в небольших змеек (в последующие дни они еще больше увеличились в размерах) и замерли в виде татуировок.
— Уходи, — велел Элгар демону, и тот пропал. Затем магистр Полумесяца обратился к людям:
— Это необходимо для вашей защиты. Вы не вправе обсуждать случившееся с кем-либо, кроме своего магистра.
Когда демон пропал, разум вернулся к людям и они потребовали объяснений. Но Элгар отказался что-либо объяснять: сказал, что есть причины, в силу которых им лучше не знать подробностей и сослался на Тидольфа, с которым, якобы, все это было согласовано.
И тогда, и теперь, Кельмару было трудно в это поверить. Орден Лилии использовал магические и духовные практики, связанные с Верхними Мирами, но чернокнижия в каком-либо виде, или даже обманчивого лунного волшебства они всегда сторонились. Своими высшими покровителями они полагали Князей Света. Мог ли Тидольф отбросить все это и дать согласие на то, чтобы его люди оказались вовлечены в весьма сомнительную церемонию, предполагавшую использование сил, явно связанных с темной половиной сущего? А если да — что вынудило его так поступить? К сожалению, задать эти вопросы лично магистру четверо рыцарей и кардинал Ордена не могли. Рекан сотворил магического посланника и отправил письмо. В ответном сообщении, пришедшем вскоре, подтверждалось, что Алкертур в курсе всего происходящего, что это вынужденная и временная мера, и что змеи покинут всех пятерых после того, как их миссия будет завершена. Тогда заподозрили, что эта «вынужденная мера» связана с тем, что им пятерым попросту не доверяют: возможно, змейки убьют их тотчас же, как только заподозрят, что кто-либо из них — либо все пятеро — саботируют приказы и склоняются к тому, чтобы перейти на сторону врага. Это предположение выглядело совершенно оскорбительным, но казалось единственным более-менее правдоподобным. Не солоно хлебавши, командоры разошлись по своим сотням — готовиться к походу, который враз потерял всю привлекательность. Недоверие, проявленное со стороны командующего, жгло сердца рыцарей Ордена Лилии, как худшая из отрав…
Хуже всего было то, что Кельмар чувствовал тварь, которая теперь жила в нем. Чувствовал не столько кожей (большую часть времени змея оставалась неподвижной, и даже когда рисунок менялся, это нередко происходило незаметно для Кельмара), сколько душой и разумом. Змееныш был где-то здесь, похожий на досадливую, назойливую мысль, которую никак не удается отогнать, на подавленное, но не стершееся до конца воспоминание, на темного призрачного советника, стоящего за левым плечом. Постоянное легкое ощущение чужого нечеловеческого присутствия — смертельно опасного, отравляющего душу и сердце одним только своим пребыванием рядом. Это сводило с ума. Кельмар напивался, чтобы загасить это чувство, но вино приносило лишь временное забвение. Иногда ему начинало казаться, что змееныш говорит с ним. Вот и сейчас…