— А в чем заключалась ее миссия? — Зеган пожалел о том, что открыл рот раньше, чем закончил фразу. Многие возмущенно оглядывались на него, посмевшего вопросом нарушить трагедию. На лицах девочек читалось особенное недовольство: «вот же грубиян! Ничего он не понимает!» Зеган покраснел.
— Об этом повествует вторая часть истории, — слабо прошептала Химей, приоткрывая один глаз. — Но увы… кажется, эта история уже никогда и никому не будет рассказана… Если только не отыщется кто-то, достаточно бескорыстный, кто подарит одинокой, умирающей юми немного орехов и конфет… Но нет, нет! Надеяться на это в свой последний день было бы слишком наивно…
Не успела она — однии губами — закончить последнюю фразу, как двор будто взорвался. Дети очнулись и поняли, что могут спасти несчастную. Часть ребятни бросилась к мажордомам — выпрашивать ключи от амбаров, другие побежали на кухню, третьи стали требовать от матерей, теток и бабок оказания немедленной помощи в благородном деле добывания той единственной пищи, которая могла вернуть к жизни умирающую. Некоторые женщины прониклись, и отправились за сладким вместе с детьми, другие, более циничные и немного знакомые с юми, пытались образумить детей, но те ничего не хотели слушать — скандалили, плакали, ныли и всеми другими способами старались побудить взрослых сделать хоть что-нибудь.
Вскоре начали появляться первые дары. Дети несли мешочки с орехами, леденцы, карамельки и пироженные. Химей оживилась, села на бочку, слопала пару пироженных, а остальные начала упаковывать в котомку. Леденцы и карамель отправились туда же. Орешки она распихала по внутренним и боковым карманам курточки. Некоторые дети видели, что карманы Химей и без того буквально забиты различными орехами, но впечатление от ее рассказа было настолько сильно, что этому обстоятельству никто не придал значения.
Дети все еще продолжали нести подарки, когда к бочке подошел пожилой мужчина с изрядной проседью в волосах.
— Уважаемая юми, — сказал он, слегка поклонившись. — Мой господин, герцог Гэйбар, узнав о вашем появлении, пожелал видеть вас сегодня за трапезой: он послал меня сказать, что надеется, что вы примите его приглашение и порадуете всех, кто будет присутствовать, какой-нибудь занимательной историей.
Химей спрыгнула с бочки и оценивающе посмотрела на слугу, как будто размышляя, принимать ей приглашение или нет. Наконец с важным видом она кивнула и была уведена мужчиной в центральное здание под разочарованное мычание собравшихся во дворе ребятишек.
Однако, юми не была бы сама собой, если бы просто ушла. На пол-пути она развернулась и с таинственным видом приложила палец к губам.
— История еще не закончена! — Прошептала она заговорщическим тоном, после чего скрылась из виду, оставив своих заинтригованных слушателей обсуждать: чтобы это все значило, какое место в ее истории занимает замок Айдеф и на что она намекала своей последней репликой.
Эдрик и Мольвири стояли у открытого окна, выходившего во двор. Лучший, чем у простых смертных, слух позволял им слышать рассказ Химей, не спускаясь вниз.
— Поразительный талант, — констатировал Эдрик. — Накрутить целый эпос на сообщение о том, что она приплыла со своего острова на наш и по дороге немного проголодалась.
— А как же ее миссия? — Нахмурилась Мольвири.
— Миссия?! — Эдрик засмеялся. — Она, наверное, еще даже не успела придумать, в чем же состоит эта «миссия».
Кельмар Айо вышел на палубу «Красной Чайки» и прищурился, привыкая к дневному свету после полумрака трюма. Каюта на корабле была всего лишь одна, принадлежала она капитану судна, Улькресу Вигго, старому мореплавателю (торговцу и пирату, в зависимости от обстоятельств) из клана Морских Котиков и уступать ее хозяин никому не собирался. Отряд Кельмара — формально его называли сотней, хотя на деле отряд включал в себя сто восемьдесять шесть бойцов — разместился на ночь поровну на палубе и в трюме, и все равно мест для сна хватило не всем. Спали по очереди. Вечером заморосил дождь и продолжал идти почти всю ночь. Кельмар засиделся до утра в капитанской каюте — изменяя своим привычкам, пил много и без меры, мрачнея с каждой опустошенной бутылкой. Участвовавшие в попойке рыцари Ордена и капитан «Красной Чайки», шумели, смеялись и болтали, пытались растормошить и Кельмара — безуспешно. К утру командор отправился в трюм и там забылся беспробудным сном. Теперь его мутило, мучила жажда, а настроение было самым что ни на есть препаршивым.
Рыцари и министериалы привестствовали его; он хмуро кивнул в ответ, подозвал Дольна и отправил его найти что-нибудь выпить, а сам подошел к носу корабля и огляделся. Далеко справа едва виднелась тающая в синей дымке полоска берега; слева, впереди и позади плыли корабли, перевозившие тысячу воинов, подчиненных кардиналу Рекану Сарбвельту. Корабли шли на юг, и это значило, что они уже обогнули Северный Серп — мыс, обозначающий северо-восточную границу королевства ильсов — и вскоре должны увидеть форты Хеббен и Хло, оберегающие предместья Маука.
Ни погода, ни предстоящее сражение, ни вся эта военная кампания совершенно не радовали Кельмара. Все не так. Гложащее душу предчувствие беды…
Командор Лилии расшнуровал левый рукав камзола и оглядел запястье. Кожа была чистой, без каких-либо следов и рисунков. Значит, она спряталась выше?.. Он поднял рукав вверх, встав так, чтобы никто, кроме него самого не мог видеть его левую руку.
Мелькнувшая было надежда на то, что все, случившееся перед отплытием из Асфелосты, окажется безумным кошмаром, о котором следовало забыть как можно скорее, пропала без следа, когда Кельмар увидел на коже, недалеко от локтевого сгиба, татуировку в виде змеиных колец. Но это была не просто татуировка — о, это он уже знал слишком хорошо! Вот и теперь, стоило ему поднять рукав еще выше, открывая взору змеиную голову, как татуировка зашевелилась. Рисунок задвигался, темно-лиловая змея сместилась к плечу, недовольно прячась от утреннего солнца. Омерзительное ощущение — как будто под кожей зашевелился паразит. Впрочем, почему «как будто»? Так оно и было. Сквозь зубы процедив ругательство, Кельмар опустил рукав.