Владыка Ядов - Страница 12

Я не смотрю на все эти превращения — двигаюсь назад, оставляя Тарло висеть в воздухе, потому что Огинейз Хабул Китод вновь пытается устранить короля: переходит в форму хайтана, четырехрукого теневого охотника, и движется к королю почти столь же быстро, как я, намереваясь убить, покалечить или, самое меньшее, приставить один из четырех клинков к горлу Энкледа, требуя, чтобы король отозвал меня — но я никак не могу допустить всего этого. Я перехватываю Огинейза в двух шагах от короля, жгуты дыма блокируют клинки, мы оказываемся предельно близко друг к другу — не существа из плоти и крови, а два хищника из мира теней, и я дышу в лицо Огинейзу, и когда мое дыхание проникает в него, он беззвучно корчится от боли и опускается на пол, вновь обретая плотский облик. Я двигаюсь к оставшимся трем, а из моей поясницы вырастает новое дымное щупальце, на которое я насаживаю Огинейза и подвешиваю его в воздухе так, как только что проделал это с Тарло.

В этот момент король заканчивает говорить.

Паутина чар, окружающая Лейнара, сгнивает быстрее, чем я добираюсь до Тидольфа Алкертура. Гниющее волшебство становится ядом — силой, которой я в Сальбраве повелеваю абсолютно, ибо сам являюсь ее началом и источником. Отравленные энергии, в которые превратилось защитное заклятье Магистра Семирамиды, вливаются в его Холок, Шэ и Тэннак, обездвиживая их — дымное щупальце из моего плеча пересекает пространство над головой Лейнара, изгибается и идет вниз, входя в его позвоночник на уровне лопаток и выходя из солнечного сплетения. Сплести заклинание Алкертур не успевает, но колдовской клинок, которого он касается, сам накладывает заклятье на своего хозяина, и медлительный человек меняется — энергия, текущая из меча, ускоряет его реакции многократно. Он успевает выхватить меч и сделать выпад. Я блокирую его меч своим клинком, вырастающим из правой руки и ничем не отличимым от той полупризрачной субстанции, из которой состоит мое тело. У Тидольфа отличный меч — та часть моего тела, которая стала клинком, дымится и разлагается, теряет форму и плотность. По движению тела Тидольфа я угадываю его следующее движение — он хочет описать мечом полукруг и ударить меня по левому, незащищенному плечу. Но вывести из блока оружие ему не удается. Моя расплавленная и дымящаяся плоть растекается по мечу Тидольфа, обволакивает его, полудюжиной тоненьких ручейков поднимается вверх, захватывает рукоять и прожигает перчатку Магистра Лилии, входит в его тело, проникает в мышцы и кровь. Внутри Тидольфа я двигаюсь от локтя к плечу, к груди, распространяюсь по чернеющему телу. Кисть рыцаря разжимается, меч падает на пол, я делаю правую руку дымным щупальцем, основание которого смещаю к лопатке, а взамен отращиваю себе новую руку и оборачиваюсь к Элгару Атфитриту. У бессмертного было достаточно времени для того, чтобы оценить мои возможности и подготовиться.

Он не стесняется в средствах — призывает Плод Иссохшей Молнии, дерево которых принадлежит Лунному Князю Цадиафо. Это магия высшего порядка, основанная на прямом использовании божественных атрибутов, дарованных первыми Детьми Светил последующим поколениям бессмертных. Я могу призвать аналогичную силу, чтобы отразить удар, но в этом случае крепости, где мы находимся, придет конец, и пострадает немало людей. Подобный исход не входит в мои планы, и поэтому, когда Иссохшая Молния покидает Плод, я называю призванную Элгаром силу ее Именами, обретаю над ней власть и завершаю заклятье Именем Пути. Молния, наполненная колоссальной разрушительной мощью, тает в воздухе, уходя в один из пустынных миров по соседству с миром людей. Не давая Элгару выкинуть еще какую-нибудь глупость, я выращиваю дымное щупальце из своего живота, насаживаю на него бессмертного как бабочку на иглу, насыщаю ядом и поднимаю в воздух, присоединяя к четырем другим тушкам, болтающимся между полом и потолком.

И после того, как я проделываю все это, за моей спиной раздается голос — низкий, холодный и лишенный всяких эмоций, совершенно непохожий на легкомысленный тенор короля Энкледа:

— Что за бестолковое выступление? Зачем ты лишил их сознания? Так они ничего не увидят и не поймут. Приведи их в чувство.

Улыбаясь, я поворачиваюсь, развожу руками и даже слегка приседаю в поклоне.

— Слушаюсь и повинуюсь, мой повелитель, — не скрывая иронии, говорю я своему брату.

Он не понимает шутки. У него плохо с чувством юмора с тех пор, как его силу извратили много тысячелетий тому назад, сбросив с небес, где он некоторое время успешно притворялся благочестивым, верным Золотому Светилу, созданием.

Я ввожу в тела пленников новую порцию яда, которая входит в химическую реакцию с ядом, уже содержащимся в них. Четверо смертных и один бессмертный приходят в себя, их сознания ясны и чисты как никогда, но ни магия, ни собственные мышцы им по-прежнему неподвластны.

— Великолепно, Гхадабайн, — говорит король своим легкомысленным, немного скучающим, высоким голосом. — А теперь отпусти их и уходи до тех пор, пока я тебя снова не позову.

Пять тел опускаются на пол, я вливаю в них толику нового яда, предназначенного стать противоядием отраве, которой я наполнил их раньше, изымаю из тел дымные щупальца и ухожу вниз, в Сферы, населенные демонами, в Нижние Миры.

***

— ...Прошу прощения, господа Магистры, — произнес Энклед, совершая легкий галантный поклон. — Надеюсь, эта демонстрация не оскорбила вас. Но, право, что мне еще оставалось делать? Вы сомневались в моих словах относительно силы этого демона и моей власти над ним — как еще я мог убедить вас в том и в другом?